Русская живопись XIX века, проникнутая гуманизмом, не обошла вниманием дворовых собак. Художники-жанристы нередко вводили фигурку дворняжки, чтобы усилить эмоциональное впечатление и подчеркнуть социальный подтекст. Один из знаменитых примеров — картина Василия Перова «Тройка» (1866). На полотне трое босоногих детей тянут в мороз тяжёлую бочку с водой, а сбоку за ними бежит маленькая дворняжка. Эта измученная собачонка бежит рядом из последних сил — деталь, которая делает сцену ещё более трогательной. Зритель понимает: даже бездомный пёс сочувствует детям и разделяет их нелёгкую ношу. Благодаря таким деталям картина вызывает глубокое сострадание. Ещё дальше пошёл художник Николай Ярошенко. В его известном полотне «Всюду жизнь» (1888) под вагоном с арестантами приютилась собака-дворняга, кормящая своих щенков. Этот контраст — люди, лишённые свободы, и бессловесная мать-собака, дающая жизнь своим детям даже в мрачных условиях — символизирует неугасимость добра и надежды.
В новейшее время образ дворняжки запечатлён и в монументальном искусстве. По всей стране устанавливают трогательные памятники, посвящённые преданности беспородных собак. Один из самых известных — московский монумент «Сочувствие» на станции метро «Менделеевская». Бронзовая скульптура изображает дворнягу, уютно лежащую на постаменте и по-честному чешущую задней лапой ухо. Надпись на постаменте гласит: *"Сочувствие. Посвящается гуманному отношению к бродячим животным"*. Этот памятник установлен в 2007 году в память о псе по кличке Мальчик — бездомном обитателе метро, трагически погибшем от рук жестокого человека. Теперь прохожие гладят бронзового Мальчика по носу, приносят цветы — жест сочувствия всем бездомным животным. Другой пример — «Памятник преданности» в городе Тольятти (2003). Он выполнен в виде сидящего пса, терпеливо глядящего вдаль в ожидании хозяев. Прототипом стал реальный дворняга, семь лет прождавший на обочине тех, кто уже не вернётся.
Русская литература богата персонажами собак, и среди них особое место занимают дворняжки — как символ народной души. В литературе того времени появляются сюжеты, где собака-дворняжка вызывает сочувствие. Так, в повести Ивана Тургенева «Муму» (1854) глухонемой крепостной привязывается к найденному щенку-дворняге, и трагедия этой дружбы обнажает жестокость барской прихоти — читатели переживали за несчастную собачонку ничуть не меньше, чем за людей. Антон Чехов в рассказе «Каштанка» (1887) сделал главной героиней молодую рыжую собачку — помесь таксы с дворняжкой. Каштанка теряется в шумном городе, попадает к новому хозяину, выступает в цирке, но не забывает прежнего хозяина-краснодеревщика. Чехов заставил читателя взглянуть на мир глазами потерявшейся собаки и тем самым пробудил сочувствие к бездомным животным. В начале ХХ века Михаил Булгаков обратился к образу московской дворняги в повести «Собачье сердце» (1925). Пёс Шарик, брошенный на морозную улицу, рассуждает про себя о людской жестокости и мечтает о кусочке колбасы — эти страницы написаны с тонким сочувствием к беспризорному четвероногому.
Литература второй половины ХХ века еще сильнее романтизирует образ беспородной собаки. Писатель Гавриил Троепольский в повести «Белый Бим Чёрное ухо» (1971) рассказал пронзительную историю о судьбе пса, потерявшего хозяина. Бим по сюжету — охотничий сеттер, но родословная не спасает его от бедствий, которые вполне типичны для бездомной дворняги: его бьют, гонят с порога, принимают за ненужную шавку. Произведение Троепольского — на самом деле гимн универсальной собачьей преданности, независимо от породы. После выхода книги и её знаменитой экранизации люди по всей стране плакали над судьбой собаки. В детской литературе того же периода дворняжки тоже в почёте. Писатель Эдуард Успенский придумал обаятельного пса Шарика в повести «Дядя Фёдор, пёс и кот» (1974). Шарик — говорящий пёс-дворняга, который стал лучшим другом для мальчика и полноправным членом семьи.
Даже поэты не остались равнодушны. Поразительное по силе впечатления произведение — «Стихи о рыжей дворняге» (1965) поэта Эдуарда Асадова. В нём хозяин на вокзале бросает свою старую беспородную собаку, считая её недостойной взять с собой: «Эх, будь ты хорошей породы… А то ведь простая дворняга!» — горько усмехается случайный старик, ставший свидетелем этого предательства. Несчастный пёс бежит вслед ушедшему поезду до последнего дыхания и гибнет, а поэт восклицает в финале, обращаясь к бездушному хозяину: *"Ведь может быть тело дворняги, а сердце — чистейшей породы!"*. Эти строки стали крылатыми. Асадов выразил главную мысль, которая зрела в культуре: ценность собаки определяется не родословной, а её преданностью и любовью к человеку.